🥇История интернета: опорная сеть

Другие статьи цикла:

Введение

В начале 1970-х в компанию AT&T, огромную телекоммуникационную монополию США, пришёл Ларри Робертс с интересным предложением. В то время он был директором вычислительного подразделения управления перспективных исследовательских проектов (Advanced Research Projects Agency, ARPA), относительно молодой организации, действующей в рамках Министерства обороны, и занимавшейся долгосрочными исследованиями, оторванными от действительности. За прошедшие до этого момента пять лет Робертс курировал создание ARPANET, первой из достаточно важных компьютерных сетей, соединявшей компьютеры, расположенные в 25 различных местах по всей стране.

Сеть оказалась успешной, но её долгосрочное существование и вся связанная с этим бюрократия не попадала под полномочия ARPA. Робертс искал способ сбросить эту задачу на кого-то другого. И вот он связался с директорами AT&T, чтобы предложить им «ключи» от этой системы. Тщательно обдумав предложение, AT&T в итоге отказалась от него. Старшие инженеры и менеджеры компании считали, что фундаментальная технология ARPANET была непрактичной и нестабильной, и ей не было места в системе, спроектированной для предоставления надёжного и универсального сервиса.

ARPANET, естественно, стала зерном, вокруг которого кристаллизировался интернет; прототипом огромной информационной системы, охватывающей весь мир, чьи калейдоскопические возможности нереально подсчитать. Как могла AT&T не увидеть такой потенциал, настолько застрять в прошлом? Боб Тэйлор, нанявший Робертса на должность куратора проекта ARPANET в 1966, позднее высказался прямо: «Работать с AT&T было бы всё равно, что работать с кроманьонцами». Однако перед тем, как встречать в штыки подобное неразумное невежество неизвестных корпоративных бюрократов, сделаем шаг назад. Темой нашего рассказа будет история интернета, поэтому сначала неплохо бы получить более общее представление о том, о чём идёт речь.

Из всех технологических систем, созданных в поздней половине XX века, интернет наверняка имел наибольшее значение для общества, культуры и экономики современного мира. Ближайшим его конкурентом в этом вопросе, возможно, будет перемещение на реактивных самолётах. Используя интернет, люди могут мгновенно делиться фотографиями, видеороликами и мыслями, желательными и нежелательными, с друзьями и родственниками по всему миру. Молодые люди, живущие в тысячах километров друг от друга, теперь постоянно влюбляются и даже женятся в рамках виртуального мира. Бесконечный торговый центр доступен в любой момент дня и ночи прямо из миллионов комфортных домов.

По большей части всё это знакомо и именно так и обстоит. Но, как может подтвердить и сам автор, интернет также оказался, возможно, величайшим отвлечением, тратой времени и источником порчи разума в истории человека, превзойдя в этом телевидение – а это было нелегко сделать. Он позволил всяческим неадекватам, фанатикам и любителям теорий заговора распространять свою чушь по всему земному шару со скоростью света – часть этих сведений можно считать безобидными, а часть – нельзя. Он позволил множеству организаций, как частных, так и акционерных, медленно набирать, а в некоторых случаях быстро и позорно терять, огромные горы данных. В целом, он стал усилителем человеческой мудрости и дурости, причём количество последней устрашает.

Но что собой представляет обсуждаемый нами предмет, его физическая структура, вся эта машинерия, позволившая пройти этим социальным и культурным изменениям? Что такое интернет? Если бы мы каким-то образом сумели отфильтровать эту субстанцию, поместив её в стеклянный сосуд, мы бы увидели, как она расслаивается на три слоя. На дне отложится глобальная сеть связи. Этот слой старше интернета примерно на сто лет, и сначала он состоял из медных или железных проводов, но с тех пор был заменён коаксиальными кабелями, микроволновыми ретрансляторами, оптическим волокном и сотовой радиосвязью.

Следующий слой состоит из компьютеров, общающихся друг с другом посредством этой системы с использованием общих языков, или протоколов. Среди наиболее фундаментальных из них — межсетевой протокол (Internet Protocol, IP), протокол управления передачей (Transmission Control Protocol, TCP) и протокол граничного шлюза (Border Gateway Protocol, BGP). Это ядро самого интернета, а его конкретное выражение происходит в виде сети из особых компьютеров, называемых роутерами, ответственных за поиск пути для сообщения, по которому оно может пройти от исходного компьютера к целевому.

Наконец, в верхнем слое окажутся различные приложения, которые используют люди и машины для работы и игры по интернету, многие из которых пользуются специализированными языками: веб-браузер, приложения для общения, видеоигры, торговые приложения, и т.п. Для использования интернета приложению нужно лишь заключить сообщение в формат, понятный для роутеров. Сообщение может быть ходом в шахматах, крохотной частью фильма или запросом на перевод денег с одного банковского счёта на другой – роутерам всё равно, и относиться к нему они будут одинаково.

Наш рассказ объединит три эти нити вместе, чтобы поведать историю интернета. Сначала, глобальной сети связи. В конце, всё великолепие различных программ, позволяющих пользователям компьютеров развлекаться или делать что-то полезное по сети. Вместе их связывают технологии и протоколы, позволяющие разным компьютерам общаться друг с другом. Создатели этих технологий и протоколов основывались на достижениях прошлого (сеть) и пользовались смутным представлением о будущем, в направлении которого они шли на ощупь (будущие программы).

Кроме этих создателей, одним из постоянных действующих лиц нашего рассказа будет государство. Особенно это будет касаться уровня телекоммуникационных сетей, которые либо управлялись правительством, либо подлежали строгому надзору с его стороны. Что приводит нас обратно к AT&T. Как бы ни было им неприятно это осознавать, судьба Тэйлора, Робертса и их коллег по ARPA была безнадёжно связана с телекоммуникационными операторами, основным пластом будущего интернета. Работа их сетей полностью зависела от подобных услуг. Как же объяснить их враждебность, их веру в то, что ARPANET представляет новый мир, который по сути своей противостоит ретроградным должностным лицам, руководящим телекоммуникациями?

На самом же деле две эти группы разделяли не временные, а философские различия. Директора и инженеры AT&T считали себя смотрителями огромной и сложной машины, обеспечивавшей надёжные и универсальные услуги по связи одного человека с другим. За всё оборудование отвечала компания Bell System. Архитекторы же ARPANET считали систему проводником произвольных частичек данных, и считали, что её операторам не стоит вмешиваться в то, как эти данные создаются и используются с обоих концов провода.

Поэтому мы должны начать с рассказа о том, как благодаря власти правительства США разрешился этот тупиковый спор о природе американских телекоммуникаций.

Одна система, универсальный сервис?

Интернет родился в специфичной среде американских телекоммуникаций – в США к провайдерам телефона и телеграфа относились совсем не так, как в остальном мире – и есть все основания полагать, что эта среда сыграла образующую роль в разработке и формировании духа будущего интернета. Поэтому давайте тщательно изучим, как всё это случилось. Для этого мы вернёмся назад, к моменту рождения американского телеграфа.

Американская аномалия

В 1843 году Сэмюэл Морзе и его союзники убедили Конгресс потратить $30 000 на создание телеграфной линии между Вашингтоном О.К. и Балтимором. Они считали, что это будет первое звено в создаваемой на деньги правительства сети телеграфных линий, которые раскинутся по всему континенту. В письме в Палату представителей Морзе предложил правительству выкупить все права на его телеграфные патенты, а затем заказывать у частных компаний строительство отдельных частей сети, оставив себе отдельные линии для официальной связи. В таком случае, писал Морзе, «немного времени пройдёт до того, как вся поверхность этой страны будет изборождена этими нервами, которые со скоростью мысли будут распространять знание обо всём том, что творится на земле, превращая всю страну в одно большое поселение».

Ему казалось, что подобная, жизненно важная система связи естественным образом служит общественным интересам, в связи с чем попадает в круг забот правительства. Обеспечение связи между несколькими штатами путём услуг почты было одним из нескольких задач федерального правительства, особо отмеченных в конституции США. Однако его мотивы не полностью определялись служением обществу. Правительственный контроль давал Морзе и его сторонникам возможность успешно завершить своё предприятие – получить одну, но значительную выплату из государственных денег. В 1845 году Кейв Джонсон, генеральный почтмейстер США при 11-м президенте США, Джеймсе Полке, сообщил о своей поддержке общественной телеграфной системы, предложенной Морзе: «Использование такого мощного инструмента, для блага или во вред, ради безопасности людей нельзя оставлять в руках частных лиц», — писал он. Однако на этом всё и закончилось. Другие члены демократической администрации Полка не желали иметь ничего общего с общественным телеграфом, как и демократический Конгресс. Партии не понравились схемы вигов, заставлявшие правительство тратить деньги на «внутренние улучшения» – они посчитали эти схемы поощрением фаворитизма, продажности и коррупции.

В связи с нежеланием правительства действовать, один из членов команды Морзе, Эймос Кендал, начал разрабатывать схему телеграфной сети при поддержке частных спонсоров. Однако патента Морзе не хватало для обеспечения монополии на телеграфную связь. За десять лет появились десятки конкурентов, либо покупавших лицензию на альтернативные технологии телеграфа (в основом на печатающий телеграф Рояла Хауза) или просто занимавшихся полулегальными делами на шатких юридических основаниях. Судебные иски подавались пачками, бумажные состояния вырастали и исчезали, разоряющиеся компании рушились или продавались конкурентам после искусственного раздутия стоимости акций. Из всей этой суматохи к концу 1860-х возник один основной игрок: Western Union.

Начала распространяться испуганная молва о «монополии». Телеграф уже стал необходимым для нескольких аспектов американской жизни: финансов, железных дорог и газет. Ни разу ещё ни одна частная организация не разрасталась до подобных размеров. Предложение о правительственном контроле телеграфа получило новую жизнь. За десятилетие после гражданской войны почтовые комитеты Конгресса придумывали различные планы притягивания телеграфа на орбиту почтовой службы. Появились три базовых варианта: 1) почтовая служба спонсирует ещё одного соперника Western Union, давая ему особый доступ к почтовым отделениям и трассам, взамен назначая ограничения на тарифы. 2) Почтовая служба запускает собственный телеграф для конкуренции с WU и другими частниками. 3) Правительство национализирует весь телеграф, передав его под управление почтовой службы.

Планы создания почтового телеграфа приобрели в Конгрессе несколько верных сторонников, включая Александра Рамзи, председателя почтового комитета в Сенате. Однако большая часть энергии кампании была обеспечена внешними лоббистами, в частности, Гардинером Хаббардом, имевшим опыт в общественных службах в качестве организатора городских систем водоснабжения и газового освещения в Кембридже (позже он стал важнейшим ранним спонсором Александра Белла и основателем Национального географического общества). Хаббард и его сторонники утверждали, что общественная система обеспечит такое же полезное распространение информации, какое давала бумажная почта, удерживая тарифы на низком уровне. Они говорили, что этот подход наверняка послужит обществу лучше, чем система WU, которая была нацелена на бизнес-элиту. WU, естественно, возражала, что стоимость телеграмм определяется её себестоимостью, и что общественная система, искусственно занижающая тарифы, столкнётся с проблемами и не пойдёт никому на пользу.

В любом случае, почтовый телеграф так и не получил поддержки достаточной для того, чтобы послужить темой баталий в Конгрессе. Все предлагаемые законы тихо задохнулись. Объём монополии не достиг таких показателей, которые бы преодолели страх правительственного злоупотребления. Демократы снова получили контроль над Конгрессом в 1874 году, дух национальной реконструкции в период сразу после гражданской войны был приглушен, и изначально слабые потуги к созданию почтового телеграфа выдохлись. Идея помещения телеграфа (а позже и телефона) под контроль правительства периодически возникала в последующие годы, но кроме кратких периодов (номинального) контроля правительством над телефоном в военное время в 1918 году, из неё так ничего и не выросло.

Такое пренебрежение правительства к телеграфу и телефону было аномалией в глобальном масштабе. Во Франции телеграф национализировали ещё до его электрификации. В 1837 году, когда частная компания попыталась устроить оптический телеграф (при помощи сигнальных вышек) рядом с существующей системой, контролируемой правительством, французский парламент принял закон, запрещающий разработку телеграфа, не авторизованного правительством. В Британии частному телеграфу разрешали развиваться несколько десятилетий. Однако общественное недовольство полученной дуополией привело к получению правительственного контроля над ситуацией в 1868. По всей Европе правительства помещали телеграфию и телефонию под контроль государственной почты, так, как это предлагали Хаббард и его сторонники. [в России государственное предприятие «Центральный телеграф» было основано 1 октября 1852 г / прим. перев.].

За пределами Европы и Северной Америки большая часть мира контролировалась колониальными властями, поэтому не имела голоса в области развития и регулирования телеграфии. Там, где существовали независимые правительства, они обычно создавали государственные телеграфные системы по Европейской модели. Этим системам обычно не хватало средств на расширение с такой скоростью, которая наблюдалась в США и европейских странах. К примеру, у бразильской государственной телеграфной компании, работавшей под крылом министерства сельского хозяйства, коммерции и труда, к 1869 году было лишь 2100 км линий телеграфа, тогда как в США на сходной площади, где жило в 4 раза больше людей, к 1866 году было протянуто уже 130 000 км.

Новая сделка

Почему США пошли по такому уникальному пути? Можно притянуть к этому местную систему распределения государственных должностей среди сторонников партии, победившей на выборах, существовавшую до последних лет XIX века. Правительственный бюрократизм, вплоть до начальников почтовых отделений, состоял из политических назначений, при помощи которых можно было награждать лояльных союзников. Обе партии не хотели создавать новые крупные источники покровительства для своих оппонентов – а это обязательно случилось бы, когда телеграф попал бы под контроль федерального правительства. Однако простейшим объяснением будет традиционное американское недоверие мощному центральному правительству – по этой же причине структуры американского здравоохранения, образования и других общественных институтов настолько же отличаются от структур в других странах.

Учитывая увеличивающуюся важность электрической связи для государственной жизни и безопасности, США не смогли полностью отделиться от развития коммуникаций. В первые десятилетия XX века появилась гибридная система, в которой частные системы связи проверяли две силы: с одной стороны, бюрократия постоянно отслеживала тарифы коммуникационных компаний, гарантируя, что они не займут монопольную позицию и не будут извлекать чрезмерную прибыль; с другой – угроза быть разделённым по антимонопольным законам в случае ненадлежащего поведения. Как мы увидим, две этих силы могли вступать в противоречие: теория регулирования тарифов считала монополию естественным явлением при определённых обстоятельствах, а дублирование услуг было бы ненужной тратой ресурсов. Регуляторы обычно пытались минимизировать отрицательные стороны монополии, контролируя цены. При этом антимонопольное законодательство стремилось уничтожить монополию на корню, насильно организовывая конкурентный рынок.

Концепция регулирования тарифов родилась на железных дорогах, и на федеральном уровне осуществлялась посредством межгосударственной торговой комиссии (ICC), созданной Конгрессом в 1887. Главной побуждающей силой закона стали предприятия малого бизнеса и независимые фермеры. У них часто не было выбора, кроме как пользоваться услугами железных дорог, которые они использовали для доставки продукции на рынок, и они заявляли, что железнодорожные компании пользовались этим, выжимая из них последние деньги, предоставляя при этом шикарные условия крупным корпорациям. Комиссии из пяти членов было дано право следить за услугами и тарифами железных дорог и препятствовать злоупотреблению монопольным положением, в частности, запрещая железным дорогам предоставлять особые тарифы избранным компаниям (предшественник концепции, которую мы сегодня называем «сетевой нейтральностью»). Закон Манна-Элкинса 1910 года расширил права ICC на телеграф и телефон. Однако ICC, концентрируясь на перевозках, никогда особо не интересовалась этими новыми областями ответственности, практически игнорируя их.

Одновременно с этим федеральное правительство разработало совершенно новый инструмент для борьбы с монополиями. Акт Шермана 1890 года наделял генеральных прокуроров возможностью оспаривать в суде любую коммерческую «комбинацию», подозреваемую в «сдерживании торговли» – то есть, подавляющую конкуренцию за счёт возможностей монополии. Этот закон в последовавшие два десятка лет применялся для ликвидации нескольких крупнейших корпораций, включая решение Верховного суда от 1911 года по разделению компании Standard Oil на 34 части.

Спрут Standard Oil из карикатуры 1904 года, до разделения

К тому времени телефония, и её главный провайдер AT&T, сумели затмить телеграфию и WU по важности и возможностям настолько, что в 1909 году AT&T смогла купить контрольный пакет в WU. Теодор Вэйл стал президентом объединенных компаний и начал процесс сшивания их в единое целое. Вэйл твёрдо верил, что благожелательная телекоммуникационная монополия лучше послужит интересам общества, и продвигал новый слоган компании: «Одна политика, одна система, универсальный сервис». В итоге Вэйл созрел для того, чтобы на него обратили внимание уничтожители монополий.

Теодор Вэйл, ок. 1918

Вступление в должность в 1913 году администрации Вудро Вильсона предоставило членам его Прогрессивной партии удачный момент для того, чтобы погрозить своей антимонопольной дубиной. Директор почтовой службы Сидни Бёрлсон склонялся к полной почтовизации телефона по европейской модели, но эта идея, как обычно, не получила поддержки. Вместо этого генеральный прокурор Джордж Викершем выразил мнение, что непрерывное поглощение компанией AT&T независимых телефонных компаний нарушает акт Шермана. Вместо того, чтобы пойти в Суд, Вэйл и его заместитель Нэйтан Кингсбери, заключили с компанией соглашение, вошедшее в историю, как «соглашение Кингсбери», по которому AT&T обязывалась:

Прекратить покупать независимые компании.
Продать свою долю в WU.
Позволить независимым телефонным компаниям подключаться к сети дальней связи.

Но после этого опасного для монополий момента наступили десятилетия затишья. Взошла спокойная звезда регулирования тарифов, предполагавшая наличие естественных монополий в коммуникациях. К началу 1920-х были сделаны послабления, и AT&T возобновила процесс поглощения небольших независимых телефонных компаний. Этот подход был закреплён в акте от 1934 года, основавшем федеральную комиссию по связи США (Federal Communications Commission, FCC), вместо ICC ставшую регулятором тарифов проводных коммуникаций. К тому времени Bell System по любым параметрам контролировала не менее 90% телефонного бизнеса Америки: 135 из 140 млн км проводов, 2,1 из 2,3 млрд ежемесячных звонков, 990 млн из миллиарда долларов ежегодной прибыли. Однако основной целью FCC было не возобновление конкуренции, а «сделать доступной, насколько это возможно, для всех жителей США, быструю, эффективную, государственную и всемирную связь по проводам и радиоволнам с адекватным удобством и по разумной цене». Если такой сервис могла обеспечить одна организация, так тому и быть.

В середине XX века местные и государственные регуляторы телекоммуникаций США разработали многоступенчатую систему перекрёстного субсидирования для ускорения развития универсального сервиса связи. Регуляторные комиссии назначали тарифы на основе предполагаемой ценности сети для каждого клиента, а не на основе стоимости обеспечения услуги для этого клиента. Поэтому бизнес-пользователи, полагавшиеся на телефонию для ведения дел, платили больше, чем физические лица (для которых этот сервис предоставлял социальные удобства). Клиенты на крупных городских рынках, имевшие лёгкий доступ ко множеству других пользователей, платили больше, чем жители мелких городов, несмотря на большую эффективность крупных телефонных станций. Пользователи междугородней связи платили слишком много, несмотря на то, что технология неустанно снижала стоимость междугородних звонков, и прибыли местных коммутаторов росли. Эта сложная система перераспределения капитала работала вполне неплохо, пока существовал один монолитный провайдер, в рамках которого всё это могло работать.

Новая технология

Мы привыкли считать монополию в качестве замедляющей силы, порождающей праздность и вялость. Мы ожидаем, что монополия будет ревностно охранять своё положение и статус-кво, а не служить двигателем технологической, экономической и культурной трансформации. Однако сложно применить этот взгляд на AT&T на пике её расцвета, поскольку она выдавала инновацию за инновацией, предвосхищая и ускоряя появление каждого нового прорыва в коммуникациях.

К примеру, в 1922 AT&T установила коммерческую широковещательную радиостанцию на своём здании на Манхэттене, всего через полтора года после того, как открылась первая подобная крупная станция, KDKA от Westinghouse. В следующем году она использовала свою междугороднюю сеть для ретрансляции обращения президента Уоррена Хардинга на множество местных радиостанций по всей стране. Ещё через несколько лет AT&T закрепилась ещё и в киноиндустрии, после того, как инженеры из лабораторий Белла разработали машину, совмещавшую видеоролик и записанный звук. Студия Warner Brothers использовала этот «Вайтафон» для выпуска первой голливудской картины с синхронизацией музыки «Дон Жуан», за которым последовал первый в истории полнометражный фильм с использованием озвучивания синхронных реплик «Певец джаза«.

Вайтафон

Уолтер Гиффорд, ставший президентом AT&T в 1925, решил избавить компанию от таких побочных предприятий, как радиовещание и кино, в частности, чтобы избежать расследования со стороны антимонопольщиков. Хотя с момента заключения соглашения Кингсбери министерство юстиции США не угрожало компании, не стоило привлекать излишнего внимания действиями, которые можно было бы расценить, как попытку злоупотребить монопольным положением в телефонии для нечестного продвижения на другие рынки. Так что, вместо организации собственного радиовещания, AT&T стала основным провайдером для передачи сигналов американской радиокорпорации RCA и других радиосетей, передавая программы из их нью-йоркских студий и других крупных городов в филиалы радиостанций по всей стране.

Тем временем в 1927 году через Атлантику перекинулся сервис радиотелефонии, введённый в строй банальным вопросом, заданным Гиффордом его собеседнику из британской почтовой службы: «Как там погода в Лондоне?». Это, конечно, не «Вот что творит Бог!» [первая фраза, официально переданная азбукой Морзе по телеграфу / прим. перев.], но всё равно она отметила важную веху, появление возможности межконтинентальных разговоров за несколько десятилетий до прокладки подводного телефонного кабеля, пусть и с огромной стоимостью и низким качеством.

Однако наиболее важные события для нашей истории касались передачи большого количества данных на дальнее расстояние. AT&T всегда хотела увеличить трафик своих междугородных сетей, служивших основным конкурентным преимуществом перед несколькими ещё живыми независимыми компаниями, а также дававших большую прибыль. Проще всего было привлечь клиентов через разработку новой технологи, уменьшавшей стоимость передачи – обычно это подразумевало возможность впихнуть больше разговоров в те же провода или кабели. Но, как мы уже видели, запросы на междугороднюю связь выходили за рамки традиционных телеграфных и телефонных сообщений от одного человека к другому. Радиосетям требовались свои каналы, а на горизонте уже маячило телевидение, с куда как более крупными запросами на пропускную способность.

Наиболее многообещающим способом удовлетворить новые запросы была прокладка коаксиального кабеля, составленного из концентрических металлических цилиндров [коаксиальный, co-axial – с общей осью / прим. перев. ]. Свойства такого проводника изучались ещё в XIX веке гигантами классической физики: Максвеллом, Хевисайдом, Рэлеем, Кельвином и Томсоном. У него были огромные теоретические преимущества как у линии передач, поскольку он мог передавать широкополосный сигнал, а его собственная структура полностью экранировала его от перекрёстного взаимодействия и интерференции внешних сигналов. С началом разработки телевидения в 1920-х ни одна из существовавших технологий не могла обеспечить мегагерцовой (и более) полосы пропускания, требовавшейся для широковещательных передач высокого качества. Поэтому инженеры из лабораторий Белла задались целью превратить теоретические преимущества кабеля в рабочую междугороднюю и широкополосную линию передач, включая создание всего необходимого вспомогательного оборудования для генерации, усиления, приёма и другой обработки сигналов. В 1936 году AT&T провела с разрешения FCC полевые испытания кабеля длиной более 160 км, протянутого от Манхэттена до Филадельфии. После первой проверки системы с 27-ю голосовыми контурами, инженеры успешно научились передавать видео к концу 1937.

В то время начал появляться ещё один запрос на коммуникации на дальние расстояния с высокой пропускной способностью, радиорелейная связь. Радиотелефония, использовавшаяся в трансатлантической связи 1927 года, использовала пару широковещательных радиосигналов и создавала двусторонний голосовой канал на коротких волнах. Связывать два радиопередатчика и приёмника, используя всю полосу частот для одного телефонного разговора, с точки зрения наземной связи было экономически невыгодно. Если бы удалось впихнуть множество разговоров в один радиолуч, то это был бы уже другой разговор. Хотя каждая отдельная радиостанция будет достаточно дорогой, сотни таких станций должно было хватить для передачи сигналов по всем США.

За право использования в такой системе боролись две полосы частот: ультравысокие частоты (дециметровые волны) UHF и микроволны (волны сантиметровой длины). Более высокая частота микроволн обещала большую пропускную способность, но и представляла собой большую технологическую сложность. В 1930-х ответственное мнение AT&T склонилось к более безопасному варианту с UHF.

Однако микроволновая технология совершила большой скачок вперёд во время Второй мировой войны из-за активного использования в радарах. Лаборатории Белла продемонстрировали жизнеспособность микроволнового радио на примере AN/TRC-69, мобильной системы, способной передавать восемь телефонных линий до другой антенны, находящейся в прямой видимости. Это позволяло военным штабам быстро восстанавливать голосовую связь после передислокации, не ожидая прокладки кабеля (и не рискуя остаться без связи после перерезания кабеля, как случайного, так и в рамках действий противника).

Развёрнутая микроволновая радиорелейная станция AN/TRC-6

После войны Гарольд Т. Фриис, офицер датского происхождения из лабораторий Белла, возглавил разработку микроволновой радиорелейной связи. Пробная линия длиной в 350 км от Нью-Йорка до Бостона была открыта в конце 1945 года. Волны перепрыгивали участки по 50 км длиной между наземными башнями – используя принцип, по сути сходный с оптическим телеграфом, или даже с цепочкой сигнальных огней. Вверх по реке до Гудзонского нагорья, по холмам Коннектикута, до горы Ашнебамскит на западе Массачусетса, а потом вниз к Бостонской бухте.

AT&T была не единственной компанией, как заинтересованной в микроволновой связи, так и получившей военный опыт по управлению микроволновыми сигналами. Philco, General Electric, Raytheon и телевизионные вещательные компании строили или планировали собственные экспериментальные системы в послевоенные годы. Philco опередила AT&T, построив линию связи между Вашингтоном и Филадельфией весной 1945 года.

Микроволновая радиорелейная станция AT&T в Крестоне (Вайоминг), часть первой трансконтинентальной линии, 1951.

Более 30 лет AT&T избегала проблем с антимонопольными комитетами и другими правительственными регуляторами. По большей части её защищало представление о естественной монополии – о том, что было бы ужасно неэффективно создавать множество конкурирующих и не связанных между собой систем, прокладывавших свои провода по всей стране. Микроволновая связь стала первой серьёзной вмятиной в этой броне, позволившей многим компаниям обеспечить междугороднюю связь без лишних издержек.

Микроволновые передачи серьёзно снизили барьер входа для потенциальных конкурентов. Поскольку для технологии требовалась только цепочка станций, расставленных в 50 км друг от друга, для создания полезной системы не нужно было выкупать тысячи километров земли и обслуживать тысячи километров кабеля. Более того, пропускная способность микроволн значительно превышала таковую у традиционных парных кабелей, ведь каждая релейная станция могла передавать тысячи телефонных разговоров или несколько телепередач. Конкурентное преимущество существующей проводной междугородней системы AT&T сходило на нет.

Однако FCC много лет защищала AT&T от последствий такой конкуренции, приняв два решения в 1940-х и 1950-х. Сначала комиссия отказалась выдавать лицензии, кроме временных и экспериментальных, новым провайдерам связи, не предоставлявшим свои услуги всему населению (а, допустим, осуществлявшим связь в рамках одного предприятия). Поэтому выход на этот рынок грозил потерей лицензии. Члены комиссии беспокоились о появлении такой же проблемы, какая грозила широковещанию двадцать лет назад, и привела к созданию самой FCC: какофонии интерференций множества различных передатчиков, загрязняющих ограниченную полосу радио.

Второе решение касалось межсетевой связи. Вспомним, что соглашение Кингсбери требовало от AT&T позволять местным телефонным компаниям подсоединяться к её междугородней сети. Применимы ли были эти требования к микроволновой радиорелейной связи? FCC постановила, что они применимы только в тех местах, где не существовало адекватного покрытия общественной системы связи. Поэтому любой конкурент, создающий региональную или местную сеть, рисковал внезапным отключением от остальной части страны, когда AT&T решит зайти на его местность. Единственной альтернативой для сохранения связи было создать новую собственную национальную сеть, что было страшновато делать по экспериментальной лицензии.

К концу 1950-х на рынке междугородних телекоммуникаций, таким образом, был лишь один крупный игрок – AT&T. Его микроволновая сеть передавала по 6000 телефонных линий по каждому маршруту, и дотягивалась до каждого континентального штата.

Микроволновая радиорелейная сеть AT&T в 1960-м

Однако первое знаковое препятствие полному и всестороннему контролю AT&T над сетью телекоммуникаций пришло совсем с другой стороны.

Что ещё почитать

Gerald W. Brock, The Telecommunications Industry (1981) The telecommunications industry: the dynamics of market structure / Gerald W. Brock
John Brooks, Telephone: The First Hundred Years (1976)
M. D. Fagen, ed., History of Engineering and Science in the Bell System: Transmission Technology (1985)
Joshua D. Wolff, Western Union and the Creation of the American Corporate Order (2013)

Источник: habr.com